А знаешь, мы ведь с тобой тогда не договорили. Ты всего лишь позволял мне высказывать всё... абсолютно всё, что было у меня на сердце. Это намного больше, чем нужно. Ужасно много слов... из уст ребёнка. О да, 16 лет - это явно мало. Но я останусь в них навечно...
Позволял... и всегда молчал сам. Мало слов, много действий. Странных действий, не укладывавшихся у меня в голове, медленно, мучительно сводящих меня с ума... Заставляющих меня резко содрогаться от самого лёгкого твоего дыхания у моей шеи, от твоей улыбки, от твоих песен, от твоих манер... Менестрель... А на самом деле ты - никто.
Мы шли медленно по гладкой поверхности, невдалеке от нас шумела вода. Всего лишь экран, реалистично рисующий нам пустынное скалистое побережье океана. Да, да, океана - той могучей силы, которая в конце концов завладеет всем... Почти шторм, сильный ветер, дождь, пустота... Белые волны с силой разбиваются о стену обрыва - крутого и высокого, с острыми, отполированными выростами у подножья... Великая, вековая сила...
Ты же молчишь до сих пор, скрытый от меня пеленой времени и расстояния. Но ничего, говорю я себе, всё вернётся бумерангом к тебе, милый, любимый, и не раз, о поверь мне! - не раз ты ещё упомянешь меня в своих мыслях. Омоется кровью - твоей кровью - для тебя моё имя, и будет оно, багряно-сизое, зиять на твоём сердце смертельной брешью...
Положи мя, яко печать, на сердце твоём
Яко печать, на мышце твоей...
Яко печать, на мышце твоей...
Также тихо ступая, ни слова не говоря, не держась за руки, но идя на одном уровне, мы подошли к океану. Просто экран. Но он способен убить...
Ты одет в фисташковый костюм. Именно в фисташковый, потому что ты у меня ассоциируешься с этим цветом. И этот цвет чудно гармонирует с редкой ясностью твоих фисташковых глаз. На мне по-моему что-то длинное и чёрное... Возможно, белое...может даже яркое сочно-зелёное...или алое...не важно.
Ты ведь всегда ходил по лезвию бритвы. По самому краю, не боясь упасть. И ты никогда не падал. Ни-ко-гда. Это уже привычка, дорогой мой, которой невозможно изменить. Ведь она так прекрасна и привлекательна, не так ли? По краю берега, по краю, отделяющему жизнь от смерти, по тому, что могло иметь это странное название - любовь...
...Волны бушуют у берега, обдавая нас ледяными солёными брызгами. Огромные, гигантские волны... Почему-то совсем не холодно... Хочется смеяться, петь, танцевать под этот яростный оркестр! Ах, да что взять с ребёнка - посмотрите на неё, она просто счастлива, по-глупому, по-детски счастлива... и так наивна...
Запомни, малышка: чистого, полного, глубокого счастья не бывает. Да и сейчас ведь что-то не то, ты это сама чувствуешь... Что же...или кто? Руки в карманах, в петлице жёлтый цветок, каким-то чудом не улетевший от порывов ветра. Ясный спокойный взгляд вдаль. Полуулыбка. Лёгкий прищур от ветра. Ты в ладу с самим собой. Что же, это прекрасно... Я тебе больше скажу - я тебе завидую. Причём чёрной завистью. Но ты не реагируешь.
Нельзя пренебрегать ребёнком, он от этого делается злобен и расчётлив... Нельзя сначала кормить его с рук, а потом не допускать вообще к кормушке - он становится жаден и зол. Негоже сначала приласкать его, а потом быстро забыть - от этого у него увеличивается страстность и упорство...
Никогда не был и не будет казаться боле мне этот голубой свет таким живым, естественным, радостным и глубоким. Никогда боле... Стекляшка...
Мир вдруг страшно сузился в моём сознании... Всё стало скучным и непригодным, всё потеряло смысл... Подобно бедолаге Фаусту, я нуждалась в своём Мефистофеле, чтобы душа моя нашла успокоение в чудных странствиях и древних знаниях... Особая волна... Ты засмотрелся, любимый...
Зеркальный пол треснул, вся его поверхность покрылась чёрной паутиной резких изломов. Экран затухает...
Ребёнок стоит один на скалистом берегу и смотрит вдаль, прищурив глаза. Девочка с трудным характером, слишком, пожалуй, гордая, странная во всём... и всё же такая маленькая...
Счастья, конечно, не бывает. Но стало немного легче...